С этими словами старик направился к выходу и влился в поток сгорбленных, несчастных, вечно гонимых существ. Их было две, а может, три дюжины, этих несчастных, покидающих зал ожидания. Казалось, каждый уходил сам по себе, у каждого имелись собственные причины покинуть это место, никто не торопился и не догонял остальных, но если внимательно за ними понаблюдать, то становилось совершенно очевидно, что уходили они все вместе, единым потоком.
Дирк жадно курил еще минуту или больше и пристально наблюдал, как они покидали зал. Убедившись, что зал опустел, он потушил сигарету. Потом заметил, что старик забыл мятую пачку. Дирк заглянул и обнаружил две сигареты. Он радостно сунул пачку в карман и последовал за уходящими, стараясь держаться на почтительном, как ему казалось, расстоянии.
Снаружи, на Юстон-роуд, ночной воздух был будоражащим и неспокойным. Дирк немного замешкался в дверях, чтобы посмотреть, куда двинется людской поток из зала ожидания. Все двинулись на запад. Он вытащил из пачки сигарету, закурил и неспешно двинулся вслед за ними, миновал стоянку такси и проследовал к Сент-Пэнкрас-стрит.
На западной стороне Сент-Пэнкрас, всего в нескольких ярдах от Юстон-роуд, лестница вела ко входу в «Мидданд-Гранд-отель» — огромное мрачное готическое здание, ныне пустое и заброшенное, как раз перед железнодорожной станцией Сент-Пэнкрас.
Прямо над верхними ступенями поместили надпись золотыми буквами, извещающую, что это и есть станция Сент-Пэнкрас.
Пристроившись за последней группкой старых бродяг, Дирк не спеша поднялся по лестнице, которая привела к маленькому кирпичному гаражу. Справа вздымалась громада старого отеля. Причудливые башни, башенки и шпили острыми иглами тыкались в ночное небо.
Высоко в мерцающем сумраке стояли на страже безмолвные каменные статуи. Изваяния драконов припали к земле, глядя в неспокойное небо, и Дирк Джентли в развевающемся кожаном пальто приблизился к огромным железным воротам, ведущим в отель и в огромное сводчатое депо станции Сент-Пэнкрас. На верхушках колонн восседали каменные крылатые собаки.
И вот здесь-то, между входом в отель и кассовым залом, стоял серый фургон марки «мерседес» без опознавательных знаков. Дирк сразу понял, что именно этот фургон выпихнул его с дороги в окрестностях Костводдса.
Дирк зашел в просторный кассовый зал. Вдоль стен расположились мраморные колонны, напоминающие подставки для факелов.
В такое время ночи кассы закрыты — поезда со станции Сент-Пэнкрас не ходят всю ночь напролет. И за кассами обширный зал самой станции и огромное старое депо в викторианском стиле терялись в непроглядном сумраке.
Дирк мирно притаился у входа в кассовый зал и наблюдал, как старые оборванцы и нищие леди разбредались по станции. Их оказалось побольше двух дюжин — может, около сотни, и они толпились теперь в неверном сумраке огромного зала и казались настороженными и взволнованными. Но вот их становилось все меньше и меньше — даже по сравнению с первоначальным количеством. Дирк напряженно вглядывался в темноту, пытаясь понять, что происходит. Покинув наблюдательный пункт у входа в кассовый зал, он прошел на перрон.
Их осталась жалкая горстка. У Дирка возникла отчетливое ощущение, что они ускользают, превращаясь в тени, и растворяются в мерцающем сумраке.
Дирк нахмурился.
Это уж слишком. Он позабыл всякую осторожность и ринулся догонять исчезающие тени. Но когда он добежал до середины вестибюля, никого уже не осталось. И Дирк в недоумении кружил по совершенно пустой станции.
26
Кейт не кричала только потому, что не могла — они поднимались все выше и выше, а значит, и воздух давил на легкие все сильнее.
Спустя несколько секунд ускорение уменьшилось, и она обнаружила, что жадно хватает ртом воздух, боясь задохнуться; глаза слезятся так, что едва можно что-либо разглядеть, ветер больно хлещет по лицу, треплет волосы и одежду, колени дрожат, а зубы выбивают барабанную дробь.
Ей пришлось бороться с собой, чтобы подавить тягу к сопротивлению. С одной стороны, ей совершенно точно не хотелось, чтобы ее отпустили. Если только она хоть что-то понимает в происходящем, то она действительно уверена, что этого не хочет. Но, с другой стороны, совершенно естественный страх боролся в ней с клокочущей яростью — ведь ее без предупреждения подняли в небо. В результате ее борьба с собой имела довольно жалкий вид, и Кейт здорово разозлилась. Наконец она ухватилась за руку Тора — совершенно малодушный и недостойный поступок.
Ночь — благодарение Богу — была очень темная, так что Кейт полагала, что землю она видеть не может. Те огоньки, что мелькали то там, то тут, сейчас проплывали прямо под ней, но инстинкт не идентифицировал их как земных представителей. Даже мерцающие огни причудливого дворца, на которые она обратила внимание за несколько секунд до стремительного полета, сейчас остались далеко позади.
Они продолжали подниматься.
Кейт не только не могла сопротивляться, она даже ни единого слова не могла вымолвить. Хотя, возможно, ей бы удалось дотянуться и вцепиться зубами в руку этого тупого грубияна. Но Кейт убедила себя, что идея, может, и не столь плоха, но все-таки разумнее будет оставить ее на уровне намерения, а не реального действия.
Воздух был плохой и раздражал легкие, из носа и глаз текло, да так сильно, что она ничегошеньки перед собой не видела. Когда один-единственный раз она все-таки попыталась посмотреть, что впереди, то увидела лишь молот, мчащийся во тьме, и руку Тора, вцепившуюся в молот. Похоже, именно молот и тянул за собой Тора. Итак, одной рукой Тор держал молот — или молот держал Тора, как вам больше нравится, а другой рукой Тор обхватил Кейт за талию. Разумеется, сила Тора не могла не поразить ее воображение, но злилась она ничуть не меньше.
У нее возникло ощущение, что теперь они скользят под самыми облаками. То и дело им приходилось пробираться сквозь что-то влажное и вязкое, и тогда дышать становилось еще труднее. Леденящий воздух был горек, мокрые волосы трепал ветер и хлестал ими по лицу.
Кейт пришла к выводу, что такой холод ее определенно прикончит, и немного погодя она убедилась, что уже вроде начинает терять сознание. По правде говоря, она понимала, что сама очень хочет потерять сознание, но, к сожалению, это ей никак не удавалось. Время ускользало в сером сумраке, и Кейт все меньше осознавала, сколько часов прошло.
Наконец ей показалось, что они замедляются и идут на снижение. Голова кружилась, подступали приступы тошноты, а желудок, казалось, медленно скручивали.
Воздух становился все хуже, если только такое возможно. Нет, явно хуже, и запах еще отвратнее, и вкус более ядовитый, и вдобавок воздух стал гораздо более буйным. Теперь они определенно шли на снижение, и полет становился все труднее. Теперь молот указывал вниз.
Им снова пришлось пробираться сквозь толщу влажных липких облаков, и вот уже земля совсем близко.
Они летели так медленно, что Кейт даже удалось оглядеться вокруг. И вот тут-то Тор отпустил молот. Она не могла в это поверить. Он разжал руку буквально на долю секунды — только чтобы она могла ухватиться за молот. Теперь они повисли на рукоятке, а молот неспешно летел вперед. Во время этого маневра Тор подкинул Кейт вверх, но потом поймал. Вот они спустились ниже, еще ниже и еще…
Где-то впереди раздался оглушительный грохот. Тор вдруг побежал, перепрыгивая через камни и кусты, тормознул пяткой и остановился.
Наконец они могут спокойно стоять на твердой земле, правда, их шатает, но земля под ногами определенно твердая.
Кейт немного наклонилась вперед и несколько секунд пыталась восстановить дыхание. Отдышавшись, она выпрямилась и уже совсем было собралась предъявить исчерпывающий счет за все происшедшее, и так громко, как только получится, но внезапно у нее возникло отчетливое чувство опасности.
Вокруг тьма кромешная, но ветер доносил запахи моря. Море где-то совсем близко — сейчас Кейт отчетливо слышала, как оно грохочет о камни. Ей показалось, что море не только совсем рядом, но прямо под ними, значит, они стоят на краю отвесной скалы. Кейт изо всех сил вцепилась в руку бесчувственного бога, затащившего ее сюда, тщетно надеясь, что ему будет больно.